Рождения и гибели мифов Эмира Кустурицы

Кино - пожалуй, наиболее открытая форма искусства. Однако часто нерешенность существующих проблем, уход от жизненной правды, непонятная таинственность кино особенно отражается в культурном пространстве обществ с похожими социально-политическими проблемами, которые сосредоточены в юго-восточной части Европы. Тем самым кино теряет своего лучшего зрителя, ведь только общество, которое получает социально-исторические толчки и поэтому не находится на стадии жизненного насыщения, способно наиболее близко почувствовать похожую по драматизму стихию настоящего кино. Такие общества как отклик на условия существования порождают глубоких создателей, которые, выпущенные в беспартийный пространство, врезаются обломками в застывая тело западной цивилизации и приводят его в чувство. Славяне подобным образом в конце века породили Кшиштофа Кисльовського, Никиту Михалкова и Эмир Кустурица. И если первый, попав на Запад, там и остался, относительно легко ассимилировавшись в западноевропейского по духу режиссера, два других, выйдя на западный пространство, заверили публику в своей амбивалентности к их вкусам и сохранили самобытность среди западноевропейской культурной единодушия.
Творчество Кускуруцы далеко выше, чем малосуттеве противостояние двух культурных материков. В свою очередь, своей неподдельной силой она переводит дискуссионные акценты на другой, метафизический уровень. В конечном счете она помогает ответить на парализующее вопрос, который задают себе неравнодушные люди на рубеже тысячелетий. Этот вопрос связан с ощущением неопределенности и пресыщенности, которое наступило в культуре в целом.
Эмир Кустурица не привел культурной революции, потому что западный ум уже не требует никаких форм насилия над сознанием. Но для многих он стал прототипом режиссера следующего столетия.
В своем творчестве Эмир Кустурица подал модель исторически завершенного общества, осмыслив его историю в мифологическом представлении. Будучи культурно сознании до югославского общества, Кустурица расширил границы смыслового пространства до масштабов цивилизации и представил величественную и эмоционально пережитой картину возможного пути к апокалипсису человечества.
Великие художники стремятся объяснить мир, а не только воспроизводить его в доступной для них творческой плоскости. Надежный способ не стать предвзятым при этом - это прибегнуть к мифу, как к возможной реконструкции истории, в которой будут объединены дух и материя. Поэтому миф - это не бегство от реальности, а наоборот, попытка объяснить ее.
Остро переживая гибель Югославии, как единой для него духовно-культурной реалии Кустурица создает мифологину модель бытия человека конца двадцатого столетия, реализованы на теле южноевропейской общества.
Попробуем интерпретировать трех этапных фильмы Эмира Кустурицы - "Помнишь Долли Белл?", "Время цыган", "Подполье" - как три этапа мифологизации бытия. Попутно заметим, что особый интерес представляет анализ процесса киномышление режиссера в структурно-образном представлении, которое требует специального исследования.

Зарождения мифа. Сараево
Миф призван спасти человека от абсурда.
Абсурд возникает перед ней не в виде единственный стимул достижения равновесия в мире. Стремление избавиться дискомфортного ощущение абсурда заставляет человека создавать самодостаточные ценности, которые функционируют в рамках ее духовного тела. Чем абсурднее окружающей среды, тем совершеннее стремится стать собственная целостность. В конце человек начинает верить в иллюзию обустройства и уместности мира, который она создала и обнаруживает, что только это и важно.
"Где и ежесекундно я совершенствуюсь". В фильме Эмира Кустурицы "Помнишь Долли Белл?" Герой каждый раз повторяет эту фразу, только только предстанет перед ним угроза потерять осознание реальности собственных действий. Ему вполне хватает Сараево и самого себя, чтобы познавать мир. В этом замкнутом лабиринте каждый человек и каждая вещь служат объектами наблюдения. Сараево НЕ устное во времени: "Какое сегодня число? Неужели никто не знает какое сегодня число? »И дело в том, что никому это и не нужно. Реальность времени на этой территории меняется через мифологическую призму бытия.
Миф требует лишь "когда" и "где-то". Пусть это будут пятидесятые годы двадцатого столетия. Пусть действие происходит в Сараево. Пусть там живет коммунизм. Коммунизм питается наивностью и обособленность жителей, но это не мешает оставаться Сараеву темным и неприветливым городом (весь фильм снят в темных тонах). Идеи Маркса могут жить и в квартире с протекающей потолком, но от этого они не становятся реальными. "Надо сначала построить коммунизм в себе". Эта спасительная идея теряется среди подавляющего жизни и в следующих фильмах Кустурицы полностью заслоняет коммунизм как политически-социальную систему, приобретая веса общечеловеческого гуманизма.
Но и в "Долли Белл" Кустурица не политические ангажирован. Коммунизм для него лишь элемент декорации. Для режиссера важнее решить проблему духовной коммуникабельности человека, его открытости к миру. Для этого он перестраивает реальность пространства фильма, вводя фантастические элементы. Так к мифической действительности попадает гипноз, как инструмент совершенствования. "Люди занимаются гипнозом, чтобы изменить мир". Вот для чего нужна Кустурицы фантастика. Мир для режиссера - постоянный вызов, в преодолении которого утверждается человек. Мир должен стать объяснен, безабсурдним. Без элементов сверхъестественного его не поймешь и не преодолеешь. (То, что гипноз - это символ, станет ясно в следующих фильмах, где устойчивость человеческого духа вырастает до сверхприродной). Этому же служат перевоплощения в Кафки, мифический фольклор Гоголя и фантастическая реальность Кортасара. Гипноз в Кустурицы становится дополнительным измерением человека, шансом не стать абсурдной, не быть поглощенной действительностью. Поэтому мифологизация действительности начинается в Кустурицы из чувства абсурда. Это еще не сартровское страх, но и не фатализм Камю. Для Кустурицы это скорее постановка задачи. Которую он должен успеть решить.

Осмысленно мифа через эпос. Время цыган
"Цыгане - то". Примерно так объясняет выбор темы своего эпоса Кустурица. Структура фильма и его эстетическое решение не оставляют сомнения, что это "Одиссея" двадцатого столетия. И пусть не пугает нас то, что носителями служат цыгане: а они и здесь обычно хитрые и коварные. В то же время цыгане сохранили близость к природе и это позволило Кустурицы мифологизировать их судьбу, неприховуючы, что на самом деле он имеет в виду значительно более широкие горизонты человеческого духа.
Получив такой простор для фантазии, не предоставил бы, возможно, ни один другой анрод, Кустурица создал трагедию без фальши и сантиментов. Ирония - это форма индикации абсурда - только усиливает впечатление.
Герой здесь не совершенствует себя ежеминутно, зато мастерски владеет гипнозом, тогда как геой первого фильма только пытается этому научиться. В его короткой и блестящей жизни сжата вся многозначность бытия. Благодаря эпической форме Кустурица утвердил пантеистическое представление о мире, которое умирает вместе со вторым тысячелетием. Поэтому поэтика настолько органична в природе фильма, а музыкальное решение приобрело драматического размаха.
Именно в "Часе цыган" оказывается полифонический характер киномышление Кустурицы. Эпическое обобщение образов и символическое представление действительности дают возможность расширять смысловое звучание фильма. Это идеи борьбы добра и зла, греха и покаяния, стремительного течения времени и его отсутствие, авторское присутствие и полное отстраненность.
В "Часе цыган" Кустурица использует уже больше пространства - Боснию и немного Словению, очерчивая примерную территорию мифа. Теперь жизнь - от начала до конца с божьим гневом и благословение существует в таких пределах. В следующем фильме территория расширяется и занимает уже все жизненное пространство Югославии.

Разрушение мифа. Подполье
Жила-была страна Югославия. Когда-то давно. "Создавая" Подполье "или" Андеграуд "(другая версия названия фильма) Кустурица уже понимал, что становится летописцем погибшего мира. Это оказалось для него неожиданностью, потому что в предыдущих ленты не прослеживалось апокалиптических мотивов. Кустурица болеет за миром, имя которому единственная Югославия. В фильме он обнаружил ее достаточность. Во втором - универсальность, в третьем - бренность. Можно понять боль певца, который завершив эпос, еще раз разрушил его. На этот раз уже в себе.
Именно в "подполье" действительность и абсурд полностью смешиваются. Человеку не помогла сверхъестественность. Героическая стойкость духа розчавлюеться всесильным абсурдом.
Потерпев крах идей и мечтаний, связанных с Югославией, Кустурица обнаруживает рентгеновскую здитнисть проникать в сущность предметов. Его война - величественная и банальная одновременно лишена пафоса. Его герои - эпические и смешные одновременно, а отчасти лицемерны, его "подпольщики" - "дети природы" (последние "цыгане") изуродованные абсурдом, наивные и обманутые.
Образ подполья в мифологическом представлении - одно из самых универсальных отражений войны в кинотворчества. Победа человеческого сопротивления силам, которые разрушают генетически однозначен, а потому бесценный личный мир, постепенно приобретает гротескные формы и в конце превращается в безжалостную хаотичную силу, которая уничтожает саму Югославию. Фактически, война -это борьба с ветряными мельницами и имеет смысл пока человек осознает ее как борьбу за себя. Как только она увидит в ней что-то другое (что это действительно ветряки, например) она впадает в неудержимую соблазн вмешательства. А это приводит к разрушению, что становится толчком к новому оборота абсурдного колеса войны. Война - это орудие разрушительного начала, а зло - его первопричина. Зло абсурдом, противостоит первичном добру. Абсурд существует как стимул к моральной устойчивости. И для Кустурицы он неприемлем. Недаром в заключение фильма он оживляет всех персонажей. Примиряет и отправляет на обломке земли куда в океан. Для Кустурицы миф - одушевленное творчеством представления действительности. Поэтому "была когда-то страна Югославия". И сейчас она плавает где-то в бескрайних просторах мирового океана истории.
Между тем Кустурица преодолел в себе кризис, вызванный разрушением мифов, и продолжает снимать в эмиграции. Однако географической, а скорее, культурной, продолжая творить мысленные модели совершенных обществ, выбрав базовой культуру народ, который менее привел к разрушению мифа о его Югославию. Его "Белый кот. Черная кошка "- опять о цыган.
Спасибо за подготовку статьи портал kinospace.ru

Отзывы и комментарии